Владимир Авраменко: Самое главное, что можно потерять, – люди, торговая марка, репутация на рынке. Это все мы сохранили.
В первом за четыре года интервью владелец АВК Владимир Авраменко рассказывает о своем кондитерском бизнесе, который создан 25 лет тому, и о вызовах, которые ему бросила непростая рыночная ситуация.
Вопреки кризисам «АВК» растет и развивается вместе со своей ровесницей – Украиной. За несколько лет национальный производитель модернизировал технологические линии, нарастил экспортные объемы, открыл новые продуктовые категории, не изменив лишь одного – подхода к качеству.
— В интервью четыре года назад вы сказали, что АВК — это ваш первый бизнес, и на то время вы считали его самым успешным. С тех пор ситуация в стране очень сильно изменилась. Как это отразилось на компании?
— Вы так сказали: 3-4 года назад — и мне сразу так тепло стало, буквально детством повеяло. Это было другое время, другая страна, другая жизнь. С тех пор столько всего произошло, что просто голова идет кругом. В первую очередь — в стране произошла трагедия. А что касается того АВК — это действительно мой первый ребенок (смеется), в которого мы вложили душу. Мы сформировали коллектив, привлекали американских инвесторов, добились больших успехов. В компании работает уже третье поколение сотрудников, и в этом году нам 25 лет. Это раз в жизни бывает! Мы очень готовились к этому событию, но сейчас с грустью видим, что все не совсем так получилось, как хотели.
В 2014 году мы потеряли российский рынок, а мы имели 6% рынка шоколадной продукции России. Мы потеряли две трети производственных мощностей, которые находились в Донецке и Луганске. Но, несмотря на все эти катастрофические трудности, мы выжили. И теперь каждый год будем восстанавливать свои позиции. Не в России, где мы сейчас ноль, а в других странах, которых уже больше сотни.
— С какими результатами компания закончила 2015 год?
— За последние два года (2014-2015-й. — Ред.) АВК выпустила 140 000 тонн кондитерских изделий на сумму более 5,8 млрд грн.
— Какую долю украинского кондитерского рынка сейчас занимаете?
— Украинский рынок обрушился из-за падения экономики, падения спроса, низкой покупательной способности. Но мама мне рассказывала, что даже в Великую Отечественную были сладкие конфетки такие, подушечки, чтобы у людей хоть как-то поднималось настроение. Поэтому мы сегодня даем людям качественные сладости, но те, которые они могут себе позволить. Понятно, что стараемся больше использовать местное сырье, натуральные украинские ингредиенты. Доля рынка у нас сейчас по кондитерке около 7%. Но мы всегда больше всего специализировались на шоколадном направлении. По карамели и мучным изделиям у нас практически ноль. Если брать самое главное — шоколадный сегмент, — у нас тут около 20% рынка.
— Вы уже упомянули, что лишились двух фабрик в зоне АТО. Что с ними сейчас? Это законсервированные активы, или оттуда вывезено оборудование и просто стоят пустые здания?
— Сложные вы задаете вопросы. Вы знаете, что я сам выходец из Донецка. У меня до сих в Донецке родительская квартира. Не знаю, пустая она стоит или кто-то живет там, и что вообще с ней происходит. Стоит ли этот дом вообще. Я два с половиной года там не был, и только из прессы или по случайным каналам узнаю, что там происходит.
В производственные мощности мы очень много вложили души, денег. Там стояло очень дорогое европейское оборудование. И вот начиная с сентября 2014 года нам обрезали российский рынок (РФ ввела эмбарго на поставки украинских сладостей. — Ред.). Видимо, российские конкуренты не нашли других способов, как с нами бороться, и полностью закрыли границу. А это было 70% наших доходов — колоссальная цифра. Затем началась АТО, и с января 2015 года вступил в силу официальный запрет на сообщение с неподконтрольными территориями. Мы уволили всех сотрудников, которые работали в ЧАО АВК. И понимая, что не можем вести финансово-хозяйственную деятельность на тех территориях, мы зарегистрировали новое маленькое ООО в Киеве. В ноябре уже будет два года нашей новой украинской компании ООО АВК Конфекшинери.
— Во сколько вы оцениваете потери от простоя фабрик на Донбассе?
— В денежном эквиваленте? Вы знаете, это для меня не самая главная потеря.
— А какая самая главная?
— Самое главное, что можно потерять, — люди, торговая марка, репутация на рынке. Это все мы сохранили. А что касается денег — ну, давайте считать. За 23 года мы только один раз получали дивиденды. Все шло в железо, в самые лучшие линии. Поэтому если считать на деньги, то где-то $150-200 млн мы там оставили. Плюс мы потеряли оборотные средства в виде готовой продукции, которая там осталась на складах. Я думаю, все в интернете видели горы, терриконы нашей продукции, просто высыпанные на снег из машин. И потом все спрашивают: что происходит?
— А в России? У вас же была там мощная логистика.
— В России мы лишились распределительных центров, где лежало на $20 млн готовой продукции. То есть вы представляете объемы, если мы на тот момент имели 6% рынка России.
— В госреестре судебных решений есть спор относительно активов в Днепре между вашим новым юрлицом и тем, что было ликвидировано ранее. Кроме того, множество исков от кредиторов, в частности российских Сбербанка и Проминвестбанка.
— ЧАО АВК вело хозяйственную деятельность в те славные годы еще до войны. Когда закрылся рынок России и рынок Донбасса, естественно, это ЧАО не смогло выполнять свои финансовые обязательства. Хотя я хочу подчеркнуть, что за 23 года до войны у ЧАО АВК, выражаясь языком банкира, была кристально чистая кредитная история. А потом все обрушилось. И все это время мы, никуда не прячась, пытались достучаться до наших кредиторов, убеждая, что отвечаем за долги ЧАО АВК. Хотя у нас новое юрлицо, мы никуда не прячемся. Вот я и вот моя репутация, вот 25 лет качественной истории. В настоящее время мы находимся в спорах с банками, но при этом мы нашли определенные точки соприкосновения и понимание со Сбербанком России. Договорились играть в длинную — ждем, когда все разрулится. Там у них главный вопрос — живо ли производство, целы ли залоговые активы. Да черт его знает, живо оно или нет. Там кто-то что-то делает — главное, чтоб на металлолом не порезали.
— А Проминвест, которому приписывают намерения забрать бизнес в счет долга?
— С Проминвестбанком было общаться сложнее, потому что мы не могли достучаться до прежнего руководства. Слава Богу, туда пришли сейчас адекватные профессиональные люди, украинские руководители. Мы с ними нашли понимание. Мы сказали: вот новое юрлицо, вот бизнес-план, вот мы можем уже столько-то брать на себя обязательств, столько-то платить. У нас с этими руководителями идет хороший, рабочий контакт. Я уверен, что в ближайшие несколько недель мы закроем все вопросы по обязательствам, поставим жирную точку и будем дальше вместе расти и развиваться.
— Есть информация о том, что Донецкая фабрика сейчас по-прежнему работает, называется Лаконд и выпускает продукцию под брендом АВК. Что вам об этом известно?
— Я знаю об этом точно так же, как вы: из СМИ. Было даже несколько откровенно злобных, сфальсифицированных статей о том, что я имею к этому отношение. Я хочу еще раз сказать, что я там не был два с половиной года. Мы дали официальное обращение в органы и выпустили пресс-релиз, где подчеркнули, что не несем никакой ответственности за действия тех людей. Такая же ситуация, как с моей родительской квартирой: я понятия не имею, кто там находится. Может, там кого-то травят этими конфетами, может, еще что-то.
Если кто-то нашел там нашу упаковку, наши сертификаты, нашу рецептуру, то мы открыто заявили — это не мы. Мы — это АВК Конфекшинери, которое ведет свою деятельность на неоккупированной территории. При этом мы используем тренд private label и реализуем свои заказы на мощностях не только Днепровской фабрики, но и еще на трех украинских фабриках, а также за рубежом, например в Чехии. К тому, что происходит на неподконтрольных территориях, мы никакого отношения не имеем, никаких контактов не ведем. Точка.
— На данный момент вы являетесь единоличным собственником АВК Конфекшинери? У вас был партнер Валерий Кравец. Расскажите, как он вышел из бизнеса?
— Дело в том, что он, как говорят финансисты, в последние годы был «спящим акционером» и находился на той территории. Я уже 20 лет живу в Киеве, мои дети пошли в первый класс в 25-й школе, а сейчас им уже за 30 (смеется). А с акционером я уже больше двух лет не общаюсь, не вижусь и не знаю, чем он сейчас занимается.
— Так он вышел из бизнеса?
— У нас было три акционера: помимо нас был еще американский фонд Western NIS Enterprise Fund во главе с Яресько Наталкой, которая назвала нас лучшей инвестицией. Потому что мы $9 млн взяли, привлекли, а $45 отдали за выход. Они как венчурный фонд в 2013 году вышли с этой инвестицией. После этого мы остались с партнером, о котором вы говорите. Но он не занимался активно бизнесом. А затем началась АТО и у нас полностью прервалось общение. Вместе с тем еще в 2014 году вышел закон, который запрещает изменения в реестре предприятий, зарегистрированных в зоне АТО, на время проведения антитеррористической операции. Поэтому юридически мы с Кравцом по-прежнему остаемся акционерами по ЧАО АВК, и сделать кому-то из нас какие-то действия по входу или выходу из предприятия на данный момент нельзя законодательно. В то же время сейчас у меня есть личное предприятие АВК Конфекшинери, благодаря которому я реанимировал торговую марку АВК.
— Не пытались ли россияне уговорить вас продать ваш кондитерский бизнес, чтобы войти на украинский рынок? Как известно, одна из российских фабрик несколько раз предлагала купить активы Roshen. Пока, правда, только в России. А руководство компании не раз заявляло о попытках отжать бизнес в РФ.
— За 23 года работы (до начала войны. — Ред.) это было несколько раз, причем на очень высоком уровне — через российскую Госдуму, на нашего президента выходили.
— Прошлого?
— И прошлого, и позапрошлого. Это было не единожды. Но мое решение, как видите, было твердым.
— Сколько стоит АВК сегодня?
— Знаете, я мог бы вам сказать, сколько стоила АВК в 2013 году.
— А сколько?
— У нас были предложения Hershey американского, Турецкого Ulker, были предложения от европейских компаний, таких как Nestle… Но зачем вам знать?
— Почему не продали?
— Объясню. Во-первых, у нас было три акционера. Был американский венчурный фонд, который преследовал свои цели. Они зашли-вышли. У стратегов были другие интересы, а у меня были третьи — развивать дальше компанию. Но главное, что всех все устраивало и компания росла. И тут главное было понять точку продажи. Мы ее не успели нащупать, хотя цена была хорошая. И тем, что мы красиво расстались со своими американскими партнерами, я горжусь. И даже если бы я знал, что будет война, я бы все равно рассчитался. Поэтому на вопрос, сколько она стоит сегодня, у меня такие же профессиональные знания, как и у вас. Я не знаю, сколько она сейчас стоит, но знаю, что знания, люди, коллектив — это самое главное. Деньги — это потом. Сейчас нет покупателя вообще.
— Если бы покупатель был, вы бы согласились продать компанию?
— Если в хорошие руки, за хорошие деньги, то конечно. Но сегодня нет хороших рук и хороших денег.
— Если говорить об инвестициях в АВК на год текущий, о каких суммах идет речь?
— У АВК есть задачи наращивать мощности, развиваться. Но нет достаточных ресурсов: 70% мощностей потеряны. И если ранее мы делали ставку на иностранных поставщиков оборудования, то сейчас активно загружаем работой отечественных машиностроителей — в Харькове, Днепре. Четыре украинские производственные линии у нас уже работают. Всего по году сумма инвестиций не превысит 50 млн грн. Больше мы не тянем.
Мария Бровинская, для SKELET-info
Подписывайтесь на наши каналы в Telegram, Facebook, Twitter, ВК — Только новые лица из рубрики СКЛЕП!